Голем

Из серой глины рассвета ты Голема слепишь.
Угольной кашицей кофе ему обозначишь зрачки.
Ты научишь его безраздумному детскому лепету
и рефлексу "апчхи".
Из вязкой патоки утра ты сваришь отраву,
станет лекарством, впитается в кровь, усреднит.
Ты заплачешь на почте, диктуя в Москву телеграмму,
переходя на иврит.
И будет защитник твой верен тебе до порога,
до болевого порога он будет так верен тебе,
что даже предательство ты объяснишь чувством долга
и жаждой побед.
Ты будешь ревниво смотреть, как твой глиняный тормоз
вдыхает реальность, включается в круговорот,
непрекращаемость, словно проглоченный волос
пытает утробу его, он блюет.
Конечно, взбунтуется. Будет искать и метаться.
Возненавидит творца, потому что... да без "потому что".
Будет клубиться ночами, питаясь "Метаксой",
романтикой, случкой...
А ты заведешь себе бобика (он подвернется -
спасенный от шин, или маленький, бедный, бездомный),
ты будешь смотреть на его беззащитное скотство
и слушать, как дождь прошивает судьбу монотонно.